Александр Афанасьев - Меч Господа нашего-3 [СИ]
Народ жив только до тех пор, пока найдется хотя бы один человек, готовый отдать свою жизнь за свой народ…
Боевики открыли шквальный огонь по проломившемуся во двор бронированному чудовищу. То один, то другой — брызгая кровью, отлетали от бойниц — но снова ползли к ним, оскалившись как волки, желая забрать с собой на тот свет хотя бы одного ненавистного русиста.
— Аллаху Акбар! — крик шахида перечеркнул оглушительный грохот взрыва. Дом содрогнулся, передняя стена, принявшая на себя шквальный огонь и ударную волну начала рушиться в облаке пыли и дыма. Рухнула, открывая проход на улицу, часть забора…
Когда пыль немного осела — со стороны кормы русской бронемашины раздался лязг, потом тяжелые удары — кто-то бил со всех сил по двери, пытаясь открыть. Наконец, люк открылся, на землю спрыгнул боец в тяжелом шлеме, бронекостюме Ратник-Т и с пулеметом Печенег. Пробежав пару шагов, он упал за развалины забора и открыл прикрывающий огонь по полуразрушенному зданию. Из боевой машины — выбирались солдаты Национальной гвардии, они разбегались, занимая исходные к штурму полуразрушенного особняка. Но штурмовать — было особо и нечего…
Русский — сориентировался первым. Придурки, охранявшие его, еще соображали, справятся ли они с грохочущей по улице броней, а вот он сразу понял — все. Надо сваливать. Это умение — вовремя сделать ноги — не раз спасало ему жизнь. Как в девяносто втором — когда он, только вовремя сменив команду, не лег в гроб под залпы караульного взвода…
Бежать…
Путь отхода был продуман давно. Они знали про калитку — через нее, они пробрались на соседний участок, видимо им владели или родственники, или соплеменники, обычно в таких крепких стенах, как эта не бывает калиток. Но в этом — был.
Бегом, бегом, бегом. За забором грохотали тяжелые пулеметы, ревели дизельные моторы — подошла броня.
Он схватил автомат. Выпустил очередь в сторону ворот, закричал: Аллах акбар! — и бросился бежать. В калитку… на соседний участок… там еще одна калитка. Русские наступают только с одной стороны…
Уйдет.
Кто-то тяжело дышал рядом — он повернулся перед воротами. Британец из личной охраны — догнал его
— Держись меня!
Британец ничего не ответил.
Они проскочили соседний участок, выскочили в проулок. Рядом завизжало… но это не их, это рикошеты. Бежать! Бежать!
Бежать…
Море совсем рядом — самый берег. Найти посудину и сваливать. Зашитых в башмаках и в рубашке денег — хватит, чтобы договориться с капитаном траулера. Можно и просто угнать яхту. Добраться до Азербайджана — нет проблем — там его примут. Можно переправиться на тот берег, там тоже свои… Только найти лодку. Хоть какую.
Избежать патрулей. Не привлечь внимание снайперов. Военных. Очевидно, русские сделали выводы из последних компаний, недолго здесь осталось.
Британец…
Британец не пройдет. Он, русский, знающий язык с рождения, с нормальными документами и оставшимися связями — пройдет. Но только один.
— Смотри, слева! — он толкнул британца
Британец купился. Запасной пистолет был всегда наготове, он носил маленький двуствольный пистолет прикрепленным за обшлагом рубашки на резинке. Сейчас он пригодился — резкий рывок руки — и он выпустил обе пули бывшему САСовцу в затылок, почти в упор. Не промахнулся — англичанин упал как подрубленный. Он нагнулся за автоматом.
— Машуков! — позвал кто-то из-за спины.
Бывший майор ГРУ медленно выпрямился и повернулся. Машуков — это был его первый оперативный псевдоним. Настоящую фамилию — уже не помнил даже он сам. Именно как Павел Петрович Машуков, белорус, уроженец Минска — он служил в Афганистане.
Подполковник Чернов, стоял в тени стены, держа его под прицелом автомата. Возможно, он был ранен — приклад зажимал локтем.
— Здорово, что ли?
— Здорово
Чернов кивнул на тело британца
— Не можешь по-другому, да?
— Ты не знаешь.
— Что — не знаю?
— Этот ублюдок должен был меня убрать! Я работаю на Центр, позвони и спроси генерала Довлатова.
— Перестань…
— Я говорю правду!
— Перестань, Машуков, я еще с Таджикистана тебе не верю. И прекрасно знаю, что в Центре найдется немало коррумпированных тварей, готовых тебя прикрыть. Даже без предоплаты. Рука руку моет и обе в дерьме. Таких же тварей, как ты, кто превратил торговлю Родиной в доходный бизнес.
Машуков облизнул губы
— Ты… знаешь правила.
— Правил никаких нет. Довольно уже — правил. По правилам — вы, ублюдки, разрушили страну. Второй раз — этого не будет.
Машуков улыбнулся. Медленно поднял руки.
— Я сдаюсь. Сдаюсь. Не оказываю сопротивления. Что ты хочешь знать? Да, я работал на британскую разведку! Вези теперь меня в Москву давать показания! Ну! Стойкий оловянный солдатик! Тебя, с. а, из таджикского плена выкупили, там бы с тебя кожу живьем сняли, заживо в котле сварили и свиньям скормили! Если бы не бабло от наркоты, которым за тебя забашляли! И вот твоя благодарность, тварь! Давай, арестуй меня теперь, тварь неблагодарная!
Чернов нажал на спуск автомата, и он забился в руках как живой. Не отпускал, пока в магазине ничего не осталось. Потом, повернувшись, сгорбившись, пошел на свет пламени — где горели дома и где погибли русские люди, оставляя за собой труп одного британца и одного предателя…
Бог на стороне не больших батальонов
А на стороне лучших стрелков
Вольтер.Махачкала…
Он служил в этом городе уже несколько лет — и чувствовал себя так, как будто он находится вообще в другой стране — даже, несмотря на то, что здесь говорили по-русски. Он знал этот город, никто не воспринимал его здесь как русского — загоревший, обросший бородой, знающий аварский… и несмотря ни на что он не хотел покидать этот город. В отличие от Екатеринбурга, где он родился и вырос — здесь было все настоящее, земное, звериное какое-то. В Ё-бурге тоже настоящего хватало, кость в кость дрались, иногда до первого трупа — но тут — настоящим было все…
Город, который с советских времен вырос в два с половиной раза. Если раньше — это был обычный советский город с обычными советскими заводами — то сейчас он не был похож ни на какой другой. Покупая здесь квартиру — люди обустраивали ее, как хотели, кто-то сносил стены, кто-то выводил наружу дымоход, кто-то захватывал часть крыши, кто-то делал пристройку, опирая ее на землю. Кварталы Махачкалы не были похожи ни на один другой город России — полно пристроев, самостроев, каких-то переходов — настоящий лабиринт, как на Востоке. Подпольные ваххабитские мечети, где и молились и укрывались от облав, во дворах — мангалы для жарки шашлыка на месте бывших детских песочниц, кровь на земле и кости, растаскиваемые собаками — животных для шашлыка резали тут же, в присутствии друзей и детей. Дети с самого раннего детства смотрели на смерть животных и усваивали, что если тебе хочется есть, то нужно зарезать. Потом — они взрослели, приобретали мобильный телефон с картой памяти — и переписывали друг другу записи с казнями русистов, нападениями на колонны и приговорами исламской Шуры. Потом — они вырастали и начинали резать сами. И умирали — чаще всего не дожив до тридцати, сраженные выстрелами снайперов, сожженные адским пламенем Шмелей, не успевшие даже понять, что происходит. Но на смену им — шли другие. Их — было много.
Простой и жестокий мир. Для своих — простой, понятный и свой. Для чужих — смертельно опасный.
Среди своих он получил кличку «Джин» — за свое умение появляться как из воздуха и бесследно исчезать, когда это нужно. Екатеринбургский хулиган из небогатой семьи, он стал одним из лучших офицеров России, столько, сколько он лично сделал для России, для интересов России — сделали пара сотен человек из ныне живущих, не больше. Служа в Чечне, он выучил чеченский, служа в Дагестане — аварский и сейчас учил рутульский. Он не был разведчиком — но на каждом месте службы искал подходы к местному населению, вел богословские споры с муллами — потому что и шариат хорошо знал. Один из мулл дал ему кличку «Урус-Иблис», русский дьявол.
Он не ненавидел дагестанцев. Чеченцев ненавидел, а дагестанцев — нет. Скорее — он любил этот в чем-то очень простой и наивный этнос, состоящий из множества народов. Чеченцы — ненавидели русских по определению, они внушали ненависть к русским своим детям с рождения — и их надо было ненавидеть, как ненавидят фашистов. Дагестанцы не были такими. Если чеченцы привыкли жить монолитным, сплоченным обществом, то Дагестан был мини — Советским союзом, больше тридцати народностей, часто говорящих на разных языках. Иногда — жители одного села не понимали, о чем говорят в соседнем селе — совсем не понимали. Поэтому — в Дагестане не могло быть ни ненависти к русским, ни оголтелого национализма, как в Чечне. Многие в горах — чеченцев просто ненавидели, зная их как разбойников, грабителей и угонщиков скота.
